ЦЕРКОВЬ ВСЕГДА АНТИНАРОДНА

Мифологема особого христианского (православного) духа русского народа, его высокого религиозного настроя возникла в пореформенный период XIX века. Точкой отсчёта, вероятно, можно считать печально известные «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя. Они породили в русской религиозно-идеалистической философии, равно как и в монархической, множество вариаций. К этому прибавилась казенно-патриотическая выдумка «истинно русского» единения народных масс, церкви и самодержавия.

На рубеже ХХ-ХХI вв. в поддержке и педалировании тезисов особого христианского пути русского народа оказались единодушны Русская православная церковь (РПЦ), русские патриоты (А. Проханов, С. Семанов...) и откровенные враги России - горбачёвы, ельцины, путины, вся свора «демокрадов».

Современная церковь всячески подчеркивает свои заслуги в прошлом, стремясь доказать, что ее деятельность играла большую и благотворную роль в развитии нашей страны. Несомненно, прошлое России, история восточных славян на протяжении многих веков оказалась связанной с православием, восточной ветвью христианства, и сейчас, когда мы вглядываемся в прошлое, непременно видим в нём знаки деятельности православной церкви. И если следовать концепции церкви, идеям Д.С. Мережковского о религиозной врожденности русского народа, то получается, что народ, создавший и не раз отстоявший своё государство, в течение долгих веков пахал пашню, рубил избы, строил города, рыл и плавил руду, создавал величественные и сказочные древние храмы и терема, великую литературу, повторим, получается, что во всей неизмеримой огромности своего бытия народ наш то ли руководствовался в своих действиях и замыслах, в своем нравственном и духовном становлении идеями православия, то ли, наоборот, жил и трудился вопреки им.

Исторические источники прямо указывают, что христианство было выбрано киевской знатью, по-современному - олигархами, в качестве узды для подчинения народа, как идеология подавления и смирения вольных славян. Языческий пантеон богов для этой цели не подходил. Изначально христианство было на Руси антинародно.

Обратимся к «Повести временных лет» - Начальной русской летописи. Она буквально соткана из противоречий, в ней не просматриваются ни логика, ни последовательность событий. Некоторые факты. Почему рассказ о крещении в летописи растянут на три года - 986-989-й, а сами даты в источниках называются разные? Почему князь Владимир знакомится с христианством вроде бы лишь в изложении заезжих послов и философов, тогда как в самом Киеве имеются христианские общины, и с азами новой веры здесь вполне можно было познакомиться. «Выбор веры»? Каким мог быть «выбор веры», если, рассматривая три вероисповедания, так сказать «новых», никто не ставит даже тени вопроса о том, что можно сохранить и прежние верования, религию предков, которых особо чтили славяне. Судьбы язычества, веры предков предрешены и с этой стороны, выбор уже сделан: в государстве будет введена новая форма религии. И о каком «выборе» может идти речь, если уже многие десятилетия на Руси распространяется и укрепляется именно христианство восточных церквей? Если основной внешнеполитический партнер - Византия, если родственные по языку и культуре болгары - христиане, если христианство наиболее соответствует сложившимся и развивающимся феодальным отношениям на Руси.

Принятие христианства было далеко не мирным и совсем не добровольным актом, как это прокламирует церковь, - оно проходило при упорном сопротивлении не только простого народа, но и знати. Согласно летописям так было в ХI-XII вв. в Новгороде, Муроме, Суздальской, Ростовской землях.

Сразу же сказались результаты христианизации. Византийская «крестная мать» обернулась мачехой. На просторы Руси из переполненных иноками и богословами, проповедниками и просто тунеядцами обителей Царьграда ринулись толпы просветителей. Немногие несли «славянским варварам» свет новой веры или христианские отсветы античной культуры. Большинство ехало ради сытного куска; многие со сложными замыслами духовной колонизации могучего северного соседа, в котором так нуждалась пошатнувшаяся империя. Таков один из нежелательных результатов крещения.

«Повесть временных лет» далее рассказывает, что в эти годы сильно умножились разбои, явившиеся побочным результатом крещения. Часть тех, кто не принял новой веры, попросту ушла в леса, и дороги стали опасны для проезжих.

Главным было упорное сопротивление новой вере широких народных масс, придерживающихся языческих богов. В христианстве всегда существовало разное отношение к язычеству. И конечно, проще относились к нему те направления, которые не признавали централизованной иерархии. На Руси нетерпимость к инаковерующим, а их хватало на просторах обширного государства, привносилась прежде всего византийским духовенством. В посланиях и поучениях константинопольской патриархии ХI-ХII веков предписываются нормы поведения, решительно отгораживающие православных не только от язычников, но и от всевозможных еретиков, включая «латинов».

В результате противостояния двух религий, как многократно отмечалось в научной, исторической, художественной литературе, на Руси в домонгольский период сложилось своеобразное двоеверие. Суть его заключалась в том, что за язычеством и христианством сохраняются самостоятельные, достаточно обособленные сферы. Основное содержание язычества - обоготворение природы - сохраняется, и на эту область христианство, по существу, не распространяется. Оно приспосабливается к праздникам, отражающим опыт производственной сельскохозяйственной деятельности, пропитывается многими чисто языческими обрядами. К языческим праздникам приспосабливались культы некоторых святых, в частности, вновь вводимых. Вопреки настояниям византийского духовенства христианство на Руси не разрушило локального хозяйственного опыта. Однако в свою очередь христианство овладевает верхним этажом духовного здания. Здесь конкуренция у него была слабой, поскольку государственные институты только что начинали создаваться, а церковная организация, как субъект религиозной идеологии, явилась частью именно этих институтов.

Следует обратить внимание на то обстоятельство, что Россия переняла у Византии не только религию, но и универсальную культуру. Контакты с Византией отнюдь не свелись к единовременному акту крещения. Они продолжали активно развиваться вплоть до падения последней (XV век), а с греко-византийской образованностью и в более позднее время. На протяжении веков культура и образование в России в значительной мере строились по византийскому образцу, что, в частности, ярко проявилось в создании в конце XVII века при непосредственном участии греко-византийских просветителей братьев Лихудов Славяно-греко-латинской академии.

Мощному церковно-духовному, греко-византийскому прессингу противостоял традиционный менталитет русского крестьянина. Российские земледельцы веками оставались своего рода заложниками природы, что способствовало формированию в массе русского крестьянства целого комплекса отнюдь неоднозначных психологических поведенческих стереотипов. В интересных исследованиях менталитета русского народа академик Л.В. Милов ярко показывает двойственность духовного мира крестьянина (См.: Милов Л.В. «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». - М., РОСС ПЭН, 1998, 573 с.). Тяжёлый, надрывный крестьянский труд несомненно порождал в сознании землепашца идею всемогущества Господа Бога в крестьянской жизни. В крестьянском мироощущении могучая и таинственная природа отражалась с исключительной ясностью и подробностью. Но для организации знаний о ней образа Бога было недостаточно. Сведения о природе усваивались и анализировались крестьянином не на абстрактно-богословском, а на конкретно-бытовом уровне, с точки зрения влияния природных условий на его собственную жизнь. Многообразие и реальность этого влияния неизбежно вели к тому, что общая емкая формула всеохватного господства над миром и людьми Высшего существа, Бога, Вседержителя совмещалась в крестьянском миропонимании с тягой к архаичным дохристианским трактовкам природы, дробящим представления о силах, господствующих над миром.

Поэтому христианизация на Руси весьма своеобразно отразилась на крестьянском менталитете. В русском крестьянине не только «поселился» христианин, но и сохранился язычник. Может быть, селянин даже в большей степени язычник, чем христианин. Необычайно суровые климатические и природные условия, сильное воздействие разного рода противоречивых факторов на результат тяжкого труда порождали «языческую самодеятельность», погружали русского крестьянина в бездонный мир суеверий, примет и обрядов. Реальным итогом всего этого было весьма слабое приобщение русского крестьянина к православной церкви, его минимальное внимание к церкви как к посреднику между ним и Богом. Об этом весьма откровенно писали многие наблюдатели крестьянской жизни ХVIII-ХIХ вв. (А. Болотов, В. Даль и др.). Поэтому не случайно множество помещичьих инструкций приказчикам имений включали строжайшие наказы заставлять крестьян в воскресные и праздничные дни ходить в церковь. В противном случае должны были виновных «бить батоги на мирском сходе нещадно». Вполне очевидно, что без статуса государственной религии, без поддержки государственной машины русская православная церковь не имела бы серьезных шансов обеспечить себе всепоглощающее влияние на крестьянство (эта цель была отчасти достигнута только в первой половине XIX века). Материальной основой усиливающегося влияния церкви явился стремительный рост ее экономического могущества. Еще князь Владимир Святославович установил «десятину» - отчисление десятой части княжеских доходов в пользу церкви. Этот же порядок поддерживался и другими представителями власти. Церкви принадлежали крупные недвижимые имущества, многочисленные села, слободы и даже целые города. Церкви имели большие доходы от церковных служб, от ведения судебных дел, в иных случаях от выполнения общественных функций - например, контроля за торговлей.

Церковь не только щедро одаривалась князьями, дворянством, купечеством, другими знатными и состоятельными людьми, жаловавшими ей земли и доходы. Она и сама была активным стяжателем. Ярким примером является состояние монастырей, до 1918 г. действовавших в пределах современной Оренбургской области. Бузулукский Троицкий монастырь, основанный в конце XIX в., начинал со 110 десятин земли (1 дес. = 1,0925 га), пожертвованных местной помещицей. К 1918 году владел 432 десятинами земли при 22 монахах и 13 послушниках. Бузулукский Спасо-Преображенский владел 770 десятинами земли, так же пожертвованных помещицей. Бузулукский Покровский изначально владел 327 десятинами, женский Ключегорский Казано-Богородицкий к началу XX в. владел 1187 десятинами, к 1918 г. - 2061 десятиной пахоты при числе монахинь 85, послушниц 370 (Прошин Г.Г. «Черное воинство: (Русский православный монастырь. Легенда и быль)». М., 1988, с. 119-120).

Стяжая богатство, церковь получала прочную основу для усиления своего влияния на верующих, на государственные дела. Не случайно церковь решительно и беспощадно осуждала любое посягательство на свою собственность, грозя суровыми карами покушавшимся на нее: «повелевает наша власть огнем тех сожещи, домы же их божиим церквам дати». Поэтому и ведет РПЦ особый счет к Советской власти. К примеру, в 1929 году в Оренбурге были частично снесены для строительства ТЭЦ строения Богодуховского мужского монастыря. Современный автор пишет: «Были снесены: Иоанно-Предтеческая церковь, пять домов для проживания монашествующих, амбар, ледник, кухня, конюшня, каретник и сарай. А также построенный в 1911 году одноэтажный флигель и двухэтажный флигель для монашествующих и кухня с сараем и погребом». («Оренбургские епархиальные ведомости», N5 (51), май 2003, с. 27).

На протяжении нескольких столетий русская православная церковь играла большую роль в судебных делах. Церковной юрисдикции подлежали прежде всего люди, непосредственно причастные к церкви, затем те, кто жил при церквах и монастырях, и наконец жители сел и городов, находившихся во владении церкви. Но, кроме того, церковь имела широкие судебные права и в отношении всего остального населения. Она обладала монопольным правом судить дела о разводах, супружеской неверности, насилиях над женщиной, кровосмешениях, решать споры об имуществе между супругами и о наследстве между детьми. В юрисдикцию церковных властей входили все дела, связанные с нарушением церковных правил и религиозных обрядов, с покушением на жизнь и имущество церковников и церкви, дела о пережитках языческих верований («колдовстве», «чародействе» и т.д.). Поэтому церковь на протяжении столетий выполняла, и довольно успешно, функции репрессивного аппарата государства, направленного против широких народных масс.

(Окончание следует)