ДРУГОЙ ДЕНЬ ИВАНА ДЕНИСОВИЧА

(Продолжение. Начало в N26)

...Поскольку сборщиков посуды становилось все больше, доход от промысла сокращался. Пришлось Ивану Денисовичу задуматься о поиске новых "источников дохода". Подумал, что "на городе свет клином не сошелся, можно попытать счастья и на селе". Родных, правда, в деревне у него нет: жена умерла, дети уехали - след их простыл. Но ведь в селе производятся продукты питания... С голоду не пропадешь.

Он попытался представить свою новую жизнь. Защемило сердце, укором вышло воспоминание о преданной им родной деревне. Про нынешнее село он знал понаслышке. Официальная информация - одни споры. В основном, ругали колхозы да совхозы.

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Как находка представился случай прознать про современные дела сельские. И он им воспользовался, как будто экскурсию в деревню совершил.

Однажды он проходил мимо базарчика, стихийно возникшего, как и множество других таких же. Вдруг его внимание привлек человек, поднявший с земли "бычка", замусоленный конец которого он отер о рукав своего изрядно поношенного пиджака, достал из кармана смятую коробку спичек и стал прикуривать.

Человек казался усохшим. Лицо его было обветренным, в морщинах. Опытный глаз Ивана Денисовича приметил, что был это не городской житель. Держался он несколько неуверенно, перемещаясь, мешал другим. Обширная планка с колодками орденов и медалей лишь усугубляла его жалкий вид.

"Что же мешает этому человеку нормально жить и питаться? Куда уходит его пенсия? На внуков, которых родители - его дети - прокормить не в состоянии? На водку? На лекарства? Если держит хозяйство, должен питаться нормально", - рассуждал Иван Денисович, стараясь найти предлог, чтобы завязать разговор.

Приблизившись к незнакомцу, предложил ему сигарету, хотя у самого их оставалось только две. Вторую он взял себе.

Бывший воин недоверчиво посмотрел на доброго человека, чуть помедлил, взял сигарету и прикурил ее от "бычка". Закурил и Иван Денисович.

- Где воевал? - спросил он, указав глазами на планку с колодками, надеясь разговорить человека.

Незнакомец понял намерение угостившего его сигаретой. Ему и самому хотелось с кем-то обмолвиться словом, отвлечься от стеснявшей его городской суеты. К тому же угощение обязывало быть вежливым, отзывчивым.

- На Карельском. Потом на Первом Украинском. Под Берлином был.

- Ранен?

- Было. Второй раз семь месяцев провалялся по госпиталям. Помолчав, добавил:

- Еще контузия была. Но это до ранения.

Собеседники придвинулись к куче порожних ящиков из-под какого-то товара. Присели, не сговариваясь. Продавщица зыркнула на них, как на подозрительных, и дальше под стол задвинула коробку с деньгами. Иван Денисович давно привык к такому к себе отношению. Постарался не обратить внимания на этот факт и его собеседник.

- Чем занимаешься? Работаешь? В городе живешь? - интересовался Иван Денисович. Про жителя города он спросил умышленно, чтобы наверняка побудить к разговору о селе.

- Не, я в Березовке живу. Приезжал вот в собес. Потребовали переоформить пенсию. Не носят уже третий месяц.

- А что случилось?

- Да что-то там потеряли из моих бумаг. Пришел вчера в собес - департаментом соцзащиты теперь называется, - ничего не нашли. Пришел сегодня - опять ничего. Архив запрашивать будут. А тут живи как хошь. Придется опять приезжать.

- Ночевал-то где? У родственников? У знакомых?

- На вокзале. Холодно ночью. Милиция гоняет. Сегодня домой поеду.

- На чем добираться?

- Раз в день автобус ходит до Ивановки. Оттуда пешком. Вечером поеду.

- Хозяйство имеешь?

- А как же? Как жить в деревне без своего хозяйства?

- Ну и как, справляешься?

- Корова, поросенок, две овцы. Куры опять же. Содержать стало тяжело.

Помолчав, добавил:

- Сено косить становится не по силам. Года ушли.

- А траву-то дают косить, сенокос-то?

- Покос-то дают. Да ведь и комбикорма нужны. А их не стало. А и привезут, так не укупишь. Одни лекарства разоряют.

Помолчали. Иван Денисович не находил подходящих вопросов.

- А тут пенсию стали задерживать, а потом и вовсе перестали давать. Езди вот теперь, хлопочи.

- Да, пенсию стали задерживать всем. Я вот тоже третий месяц не получаю.

Ветеран из Березовки стал осторожно растирать правую ногу ниже колена.

- Ноет, - пояснил он, - рана открывается. Как натрудишь к концу лета, так и потечет.

- На курорт бы поехал, подлечил, - спровоцировал Иван Денисович.

- Раньше ездил. Хорошо помогало. Теперь куда мне? Бабка с хозяйством не справится. Да и путевку хлопотать не дохлопочешься. Бумагу опять же какую-то потеряли.

- Как колхозники-то живут? Колхоз как?

- Растащили колхоз. Все растащили. Фермеры теперь. Больше всех досталось начальству. Они заранее лучшие земли за собой записали. Понасеяли. Сняли урожай. И все машинами колхоза. Механизаторы - за ними. Кто поздоровее да понахрапистее - живут пока. Делают вид: хозя-е-ва...

Помолчав, продолжил:

- Другие совсем обнищали. Объединять-ся, говорят, надо. А что объединять-то? Землю? Так ее теперь так запустили, что за три года от сорняков не очистишь. Те, первые, кредитов дармовых нахватали. Администра-ция их снабдила. Они теперь администрацию поддерживают. Рука руку моет...

- А объединиться все же могут?

- А техника где? А горючее на что купить? А удобрения? Молодежь в город, в спекулянты подалась. Многие поуехали. Сколько домов заколоченных стоит! Земли загубили... - сокрушался селянин.

- Да, я бывал в ваших местах. Видел хлеба, - сочинял Иван Денисович. - Вроде ничего жили.

- Жили не сказать, чтобы слишком, но было что на стол поставить. Одеться. Бытовка всякая, техника. Городскую мебель понавезли. Колхоз дома строил. Сами строились.

- Говорят, не хотели на государство работать?

- Это кто говорит? Кто сам не хотел работать и другим мешал. На них вот и оперлись, чтобы развалить и растащить колхозы.

Докурив сигарету, селянин продолжал:

- Раньше, бывало, праздник как отмечали? Всем хватало веселья. Осенью район к нам съезжался. Там такая поляна у реки. Кругом лес - красота! Ларьки наставят, палатки украсят. Торговля разная. Концерты привезут. Баяны, гармошки. У каждой деревни свои баянисты-гармонисты. Девки, парни - любо посмотреть. Песни целый день. Ну, подарки, кто не ленился.

- А теперь?

- Теперь нет этого. Каждый сам по себе. По своим углам. А молодёжь поуехала, - снова посетовал крестьянин. - Не стало молодежи. Рожать некому. Ребенка редко увидишь.

- Споили, говорят, деревню? - продолжал провоцировать Иван Денисович.

- Пьяницы - они всегда были. Отдельные. Их знали. Попьет-попьет человек - опять работает. Но так, как теперь, - не было. С горя запил человек. Выхода не видит. Я вот своих, деревенских, хорошо знаю. Наверное, властям это надо. С пьяным, что с глупым, что хошь делай.

- А что дальше собираются делать ваши фермеры?

- Думать стали люди. Примолкли. Пони-мать стали обман. Народ, он чует, куда его ведут. И те фермеры, которые нахапали, стали оглядываться, присматриваться. Запоры укрепляют. Обрешечиваются. Рань-ше кто и всей семьей в поле работал запоров не знал... С милицией норовят дружбу вести. Понапялили на себя омоновскую форму. Оружием обзаводятся.

Немного поежившись от такого разговора о фермерах, Иван Денисович спросил:

- Ну, а беднякам фермеры помогают?

- Не знаю такого. С народом они не общаются. Разве что наймут кого-нибудь на временную работу. И то из города привозят. Бичей. Кормят, пока работают, и отправляют ни с чем. А кто будет жаловаться? И кому теперь пожалуешься? Меж собой связь держат. Техникой объединяться хотят. Покупать совместно. Вскладчину.

Иван Денисович понял, что деревня ему не светит. Вопросов больше он не находил. Помолчали.

- Ты-то где воевал? - в свою очередь поинтересовался орденоносец. - Командо-вал? Офицер, вижу?

От неожиданности Иван Денисович поперхнулся и ответил уклончиво:

- Я на разных был... До Берлина не дошёл... Контузило... - врал, врасплох захваченный.

- Ну вот и я немного не дошел, - сказал селянин, почувствовав, что эта тема чем-то не подходит собеседнику. - Ну, мне пора, прощай.

Иван Денисович сунул руку бывшему фронтовику и с облегчением поспешил удалиться: как бы словоохотливый крестьянин не стал уточнять, вдруг, мол, воевали на одном фронте, на одном направлении.

Больше тема выживания на селе его не волновала.

...Продолжая неподвижно лежать на своей кровати, оттягивая процесс мучительного вставания, Иван Денисович прикидывал, как построить "рабочий день". Но вновь возникший из воспоминаний селянин с орденскими колодками на поношеном пиджаке навевал беспокоящее чувство. "Отчего? - пытался понять он. - У меня тоже есть колодки. Непосредственно фронтовых, правда, нет. Но юбилейные есть".

Наконец, пришла догадка: в памяти возникла удручающая картина из современной жизни. "Все стало товаром. Все продается и покупается", - нашел больную точку Иван Денисович, вспоминая последнее посещение "Торгового центра".

...Прежде от конечной остановки трамвая до "толкучки" он шел метров пятьсот. Теперь же барахолка начиналась с самой трамвайной остановки. Неисчислимое количество торговых точек. Ларьки, "комки"... Они вдоль тротуара, в подъездах окраинных домов, в щелях между домами, в подвалах, на колесах... Вагончики, фургончики, палатки. "Все возможное пространство занимается торговыми точками, как плесенью затягивается, - язвил редкий посетитель рынка. - Торговля приближена к покупателю... Но кто покупает? Все бегут мимо, торопятся туда, в гущу. Как будто там даром отдают", - продолжал уже с юмором наблюдательный человек.

Виляя между "торговыми точками", размещенными прямо на земле, он отмечал все увеличивающийся ассортимент товаров. Новых и старых, импортных и отечественных. Болты, гайки, гвозди, шурупы, тройники, патрубки, смесители... И несметное разнообразие электро- и радиотехнического товара. "Все, что производится на местных предприятиях, - здесь. Все, что уворовано, вынесено, получено по бартеру. Кажется, все заняты продажей. А кто покупает?" - потекли мысли.

Он отмечал, что по-хозяйски здесь чувствуют себя "предприниматели", "бизнесмены", которых принято называть "южанами". Эти люди из бывших союзных республик ныне - новоиспеченные иностранцы. Один из них оказался прямо на пути Ивана Дени-совича. Был он объемным, одет добротно: дубленка с иголочки, хотя еще не холодно, на плече - другая такая же дубленка, образец. На голове норковая шапка.

- Меха-кожа, меха-кожа, - повторял здоровяк, глазами выцеживая из проходящих граждан вероятных покупателей. Такие, как Иван Денисович, для него не существовали.

Продавцов меха-кожи, заметил Иван Денисович, немало. В их числе и женщины-южанки. "Из одного клана или из разных? Ищут рыбку покрупнее в этом мутном омуте?" - оценивал он.

- Ордена?.. Ленин?.. Красное Знамя? - услышал Иван Денисович пониженный вкрадчивый голос над своим ухом. Повернувшись к вопрошавшему, увидел нависающую над собой "будку" - лицо, напоминающее подушку, упитанное до вульгарности, а сам его владелец полнотой являл подобие резервуара.

- Ленин, Красное Знамя? - выдохнула "будка". Иван Денисович понял все... Ошеломленный, обмякший, ничего не ответив скупщику символов доблести, молча и вяло двинулся дальше. "Знают, паразиты, что в каждом ордене Ленина двадцать пять граммов чистого золота. А от голодной смерти чем человек не попустится? Кто-то и орден не пожалеет. Или родственники умершего героя расстанутся с ним".

Переполненный чувством униженности и раздавленности, двигался дальше Иван Денисович, постоянно сталкиваясь со встречными "базарниками". Вскипало злое чувство протеста. С каким наслаждением он двинул бы кулаком в эту избыточную физиономию!

Люди разных национальностей, полов и возрастов топтались, проскальзывали между собой, двигались навстречу друг другу, предлагая пуховики, дубленки, кожанки, шали, меха, шапки всех моделей и сезонов. Здесь же скупщики с вывесками на груди: "Куплю золото". Припомнились Ивану Денисовичу недавние многочисленные скупщики ваучеров вот так же с картонками: "Куплю ваучеры". Что-то чужое, зловеще-угрожающее чудилось ему во всем этом...

Молодые люди, жители здешних мест, еще неопытные, держатся неуверенно, некоторые не могут скрыть стеснения. Товар их победнее: джинсы, куртки, майки.

С отвратительным чувством выбрался Иван Денисович на край толкучки. Перед ним оказались женщины с самодельным товаром: носки, рукавицы, береты, следки, шапочки, в том числе связанные из распущенного. "Серость"... - определил он.

Выбрав местечко посвободнее, он остановился, достал из кармана и закурил подобранную с земли сигарету. Стал собираться с мыслями. "Ничего святого не осталось в народе. Ну да, в народе... в общем. Но народ тут ни при чем. Кто его таким сделал? Кто позволил? Ордена скупают... Переплавляют... Торгуют честью и совестью. Золото открыто скупают... Откуда деньги? Где милиция?"

Голова Ивана Денисовича шла кругом.

Вдруг на него надвинулась толпа растрепанных цыганок, молодых и постарше. Спорят, галдят. Одеты пестро, в необъятные юбки, просторные кофты, в куртки, кожанки. Одежда, в основном, новая. В ушах огромные золотые серьги. На шеях - золотые цепи, а у некоторых на цепях тяжелые золотые кресты. "На каждый крест ушло золота больше, чем его в ордене Ленина", - определил Иван Денисович. На пальцах многих цыганок по нескольку золотых колец, перстней с камнями, печатки.

"И откуда у них все это? Не работают... Торгуют водкой, сигаретами "Прима" да спичками? А-а-а, наркотики... - догадался Иван Денисович. - А распродажа краденого? А попрошайничество? А обирание молодых девчонок при гаданиях? Те сами снимают с себя и отдают золотые украшения за предсказанную "счастливую судьбу". Дебри цыганские....

Крутятся, вертятся люди, как мусор в воронке мутной воды, - констатировал он. - Одно слово: барахолка. Вся Россия барахолкой стала. Припомнились чьи-то слова: "Обидно за державу".

Двигаясь дальше, натолкнулся на торговок спиртным. Пожилые женщины держат в каждой руке по бутылке. "Кто-то из них, - думал он, - надеется иметь выручку, как добавку к пенсии, кто-то - скопить на черный день. Совсем недавно большинство из них невозможно было - это он знал точно - под ружьем направить что-нибудь продать. Им легче было даром отдать, чем продать. Но... голод не тетка, калачиками не накормит. И стоят русские женщины, сгорая от стыда, переживая срам "перестройки". Кто за них заступится?" - возмущался и протестовал он внутренне. Густо теснились в его голове мысли, не находя выхода.

Как гвалт на птичьем базаре, стоял шум человеческого базара, выдавливающего его, Ивана Денисовича, из своей массы, как инородное тело. Толкотня, шум, выкрики, переругивания, реплики перекрывались рекламами, радиообъявлениями, нахваливающими товар, зазывающими "господ покупателей". Владель-цы торжищ старались придать барахолке подобие "цивилизованного рынка", прибавляя к рекламе "магические" слова: "из Германии" (США, Турции, Японии)... "Из Европы".

Между тем он выбрался из толпы и оказался на некотором возвышении, заросшем травой: видно, это был отвал земли, сдвинутой, когда ровняли площадку под базар. Перед ним на огромном пространстве колыхалось море людей. "Кто они? Предприниматели? Спекулянты? Челноки? Работать бы им, учиться, строить, хлеб растить. Зачем заставили молодежь, получившую образование за государственный счет, ездить за бугор и возить барахло, которого сами могли бы наделать? Значит, кому-то это выгодно. Дурят молодежь, а она и рада стараться, мотается туда-сюда по вокзалам да таможням. Взятки дает, да еще дрожит, как бы там чего не пропало".

Так или не совсем так думал Иван Денисович, но суть происходящего понимал правильно: "Трагедия народа огромной страны". Тяжело, будто обвешанный гирями, покинул он толкучку.

...Навспоминавшись досыта, преодолев недуги, Иван Денисович встал с постели. Заставил себя принять ванну, которую тщательно очищал и отмывал от накопившейся грязи, потому что долго ее толком не чистил и не мылся сам. Обходился душем. Кое-как побрился, причесался. Уже не свежий костюм погладить было нечем. Надо бы в парикмахерскую зайти, да денег нет. Теперь ни на что денег нет. Главное - вовремя заплатить за квартиру, чтобы не выкинули на улицу.

Все это он проделал для того, чтобы сходить в больницу и по поведению врача определиться в остатке своего здоровья. А там и решать, как жить и стоит ли вообще...

(Продолжение следует)