СПОР

Однажды, лет 40 назад, на политзанятии, которое проводил начальник отдела полковник Шамин, произошёл инцидент. Капитан Семёнов покритиковал устав, запрещающий сдаваться в плен и предписывающий неукоснительное выполнение приказов. «Какой смысл бросаться на штыки, если оказался в безвыходном положении? Зачем выполнять глупые или неисполнимые приказы?» Капитан Ткачёв заявил, что он не пойдёт с Семёновым в разведку. Обвинение серьёзное. В то время прошёл слух, что два военных курсанта устроили дуэль из спортивных пистолетов. Современные пистолеты гораздо точнее дуэльных времён Пушкина. Курсанты прострелили друг друга, но остались живы и здоровы благодаря современной медицине. Я встревожился. Оба капитана были моими хорошими товарищами. Моё выступление было сумбурным, но напряжение было снято. Спор перешёл в область теории взаимоотношений и роли уставов в жизни армии. Теперь мне хочется высказать своё мнение более связно.

Я сказал, что Ткачёв неправ. Судить о человеке надо не по лояльности выступлений на политзанятиях, а по поведению в смертельно опасных ситуациях. Мы не имеем такого опыта, поэтому не имеем права так оскорблять друг друга.

Семёнов прав формально, но ошибается по существу. Действительно, армия, живущая абсолютно точно по уставу, не надёжна. Достаточно одному диверсанту добраться до связи и передать приказ: «Всем военнослужащим застрелиться. Застрелился сам, помоги товарищу», и армия погибнет. Устав подобен геометрии. Объекты геометрии - точка, линия, плоскость - не существуют в реальном мире. Линия имеет только длину и не имеет ни толщины, ни ширины. Точка не имеет никаких размеров вообще. В уставах начальники и подчиненные не имеют инстинкта самосохранения, всесильны и никогда не болеют. Таких людей не бывает. Уставы необходимы для обозначения структурной схемы взаимоотношений. Всё остальное в армии изучается другими науками: военными, юридическими и прочими.

Серьёзные проступки людей оцениваются юристами. Мой дядя почти всю войну был в плену. После освобождения приехал домой, жил как все. Я знал четверых соседей, которые ушли в первый день войны, были в плену, и никто их не репрессировал. Как это было?

Я помню первый день войны. Мне было 9 лет. Я проснулся рано от непонятных звуков. Вышел во двор. Встретил маму. Она сказала: «Война началась». Оказывается, это голосили женщины. Прибежал мальчишка и сказал, что прискакал на коне человек из города и передал пакет председателю сельсовета. Председатель прочитал бумагу и махнул рукой. По этому сигналу пять всадников поскакали за мужиками, которые работали в поле с ночёвкой. Мама сказала: «Иди к дяде Ване, может, не увидишь больше». Я пришёл к дяде Ване. Тётя Васюха пекла пироги, утирая слёзы: «Перерубят всех как на мясорубке». Пришёл дядя Ваня. Сказал: «Не плачь. Не всех убивают. Может, вернусь». К обеду все мужики собрались на площади с котомками. Положили котомки на подводы и двинулись в райвоенкомат в город.

Дядя Ваня рассказывал. Привезли их в Киев, дали по винтовке на троих и велели поставить заслон на одной из дорог. Они выбрали участок дороги между двумя болотами, вырыли окопы и замаскировались. Через некоторое время увидели немцев, которые ехали на грузовых машинах. Подпустили поближе и стали стрелять. Немцы развернулись и уехали. Через час стали вокруг рваться мины и снаряды. Потом немцы пошли цепью в атаку, стреляя на ходу. Снова их подпустили поближе и открыли огонь. Немцы залегли, развернулись и уползли. Командир послал гонцов в тыл. Они ушли и не вернулись. На другое утро проснулись и узнали, что командиров нет. Остались одни мужики, вчерашние пахари. На восток летят немецкие самолёты. Там взрывы, дым пожаров. Все поняли, что их обошли.

Что делать? Многие солдаты бросили винтовки и пошли в ближайшие сёла маскироваться под местное население. Но большинству такой вариант не нравился. Дома жёны молодые, дети малые. Можно ли их отдавать на поругание врагу? Вопрос только в том: идти ли всем вместе по дороге или мелкими группами по тропинкам и кустам. С дядей Ваней был земляк Ефим Артёмыч. Он был за малые группы: «Вот прилетит самолёт, бросит бомбу и будет из вас махан (мясо). Ему отвечали: «Вот прилетит, тогда и побежим в кусты». Дядя Ваня с большинством пошёл по дороге, Ефим Артёмыч с одной из групп пошёл по тропинкам.

Шли, шли солдаты толпой по дороге, вдруг слышат какой-то треск сзади. Оглянулись. Увидели мотоциклы. Кто-то крикнул: «Немцы!» и побежал в кусты. Пулемётная очередь и он упал. Через несколько секунд солдаты оказались перед дулами пулемётов. «Хенде Хох!» Так дядя попал в плен. В Германии его распределили к фермеру, который в первую мировую войну был в плену в России и немного говорил по-русски. Дядя жил в хлеву и ухаживал за скотиной. Немец говорил: «Когда ваши придут, ты скажи, что я тебя не обижал». Правда, иногда он бил его плёткой по фуфайке. Громко, но не больно. Кричал на него, потом извинялся: «Там по улице идёт плохой человек».

Для объяснения причины, почему дядю не репрессировали, расскажу об одном случае, произошедшем на лекции по сопромату, когда я учился на радиотехническом факультете. Мы презирали сопромат, лектора не слушали. Радиотехники выше строительной грязи. Профессор перестал читать лекцию и рассказал историю.

После войны на харьковском вокзале надо было построить навес над платформой. Сооружение простое. Построили его по дипломному проекту выпускника строительного института. Всем понравилась дешевизна проекта. В качестве балок и стояков он взял рельсы. Осенью пошёл снег, подул ветер и крыша «поехала». Опоры не выдержали. Стали анализировать проект. Оказалась ошибка в определении вертикальной нагрузки на стояки. Студент не нашёл в справочнике этого коэффициента. Рельсы не рассчитаны на вертикальные нагрузки! Он взял коэффициент для другого профиля. Был суд. Дали три года. Сказав это, профессор начал листать свои бумажки, готовясь к продолжению лекции. Мы закричали: «А диплом ему оставили?!» «А, что? Какой диплом?» Мы: «Студента, которого судили, лишили диплома?» Профессор: «Судили не студента. Судили профессора, который рекомендовал проект к внедрению».

«Почему?!»

«А потому, что когда студент подписывал свой проект, он не был дипломированным инженером. Его подпись не имела силы. Значок-ромбик, который вы получите после окончания ВУЗа, это не поплавок, а груз ответственности. Не зная сопромата, вы можете подписать ошибочный проект и пострадать, потому что должны его знать».

Дядя Ваня не был военным специалистом. Если бы в их группе попал в плен офицер, его посадили бы в тюрьму за преступную халатность. Каждый военный специалист знает, что на фронте нужно вести постоянную разведку. В походе впереди должен быть авангард, позади арьергард. Если бы правила соблюдались, можно было бы мотоциклистам устроить засаду. Офицер не должен попадать в безвыходное положение. Военных судят не по уставу, а по кодексу воинских преступлений. Судят юристы, знающие как учитывать обстановку.

В Древней Греции произошёл случай, ставший легендой. Страна состояла из городов-государств, которые любили нападать врасплох, создавать панику и грабить безнаказанно. Для противодействия этому выставлялись заставы. На одну из таких застав, расположенную в проходе между горами, напала армия. Первая атака не удалась. Полководец предложил переговоры. На переговоры вышёл Муций Сцевола. Полководец сказал: «Сдавайтесь, а то всех перебьём». Муций в ответ высказал всё, что о нём думает. Полководец рассвирепел, и приказал пытать парламентёра. Возле полководца стояла жаровня с углями. Муций подошёл к ней и положил свою руку на угли, горящие синим пламенем. Рука горит, а Муций даже глазом не моргнёт. Все были поражены. Полководец понял, что быстрой победы над заставой не будет, а значит, не будет внезапности нападения на город и лёгкой добычи. Приказал отступить. Так добровольная жертва одного человека спасла город.

Иногда бывает надо бросаться на штыки, на верную смерть. Те народы, которые не могли найти в своих рядах достаточное количество самоотверженных героев, уничтожены или рассеяны.

А что же Ефим Артёмыч, который пошёл по тропинке? Он тоже попал в плен! У самой линии фронта вышли из-за куста автоматчики и сказали: «Хенде хох!» Привели группу в деревню и заперли в сарай. На другой день ещё привели окруженцев. На третий день сарай наполнился. Все поняли, что завтра поведут под конвоем. Надо бежать ночью. Идти под дулом автомата очень неприятно. Лучше погибнуть в драке. Ефим Артёмыч в молодости любил подраться. Сделали подкоп и договорились бежать по одному. Ловить одиночек труднее. На этот раз Ефим Артёмыч был осторожнее и линию фронта перешёл. Повели его в особый отдел. Допрашивал офицер, мальчишка, лет на 15 моложе его. Ефим рассказал всё: с кем шёл, где был, кроме плена. Личные документы он сохранил. Зачислили его в штат. Дней через 10 снова вызвали в особый отдел. Лейтенант попросил повторить рассказ. Когда повтор дошёл до встречи с немцами, офицер стал внимательнее смотреть в глаза. Ефим понял, что где-то кто-то из бежавших с ним товарищей рассказал о плене. Уговора молчать о нём не было.

Пришлось рассказать о плене и побеге. Офицер сказал: «Почему молчал раньше?» Ефим Артёмыч вспылил: «Я Родину не предавал! Что было делать? Гнил бы теперь в кустах. Я сбежал, чтобы воевать! Мальчишка!» Лейтенант постучал пистолетом по столу. Вошёл солдат. «Этого под арест». Трибунал присудил штрафную роту. Командир роты сказал: «Я тоже штрафник. Не обижайтесь на Родину. Её надо защищать. Знаете, куда попали. Погонят по чистому полю, как баранов на убой. Но мы не бараны! За битого двух не битых дают, а за таких опытных, как вы, и троих мало. Пойдёте ночью в разведку. Хорошо, если добудете языка». Сформировал несколько групп, во главе с офицерами. Группа Ефима Артёмыча притащила языка. Ротный сказал: «Молодцы! Идите спать». Вечером снова вызвал к себе. «Получен приказ: завтра в бой. Немцы наверняка знают о нём. Знают кто мы. Смазывают пулемёты, чтобы бить нас безнаказанно. А мы хитрее! Пойдёте ночью в тыл к ним. Удалось у начальства выбить артиллерию. Во время артподготовки, когда немцы попрячутся, уничтожайте их огневые точки». Так и сделали. Задача была выполнена относительно малой кровью. Ефима Артёмыча даже не ранило. Но всё равно через неделю его перевели в обыкновенную часть.

Служил он при штабе дивизии. Как хозяйственный, опытный, сообразительный мужик устраивал быт начальства. Прошёл всю войну. Начальники менялись. Уходили на повышение. После войны Ефим Артёмыч стал моим родственником. Мой младший брат женился на его дочери. В разговорах со мной своих начальников, которые в 60-х годах были маршалами, он называл по имени-отчеству, как добрых знакомых. Однажды рассказал об одном боевом эпизоде. В конце войны наши прорвали фронт. Дивизию, в которой служил Ефим Артёмыч, бросили в прорыв для форсирования реки, надеясь не дать немцам закрепиться на ней. Но немцы укрепились заблаговременно. Атака сорвалась. Наступать приходилось с левого болотистого берега на правый высокий. Погибло много народу. Командир дивизии приказал собрать солдат и офицеров, живших до войны в поймах рек, знающих, что такое болото. Ефим Артёмыч вызвался. Наше село расположено в пойме Камы. Комдив сказал: «Ребята, что делать? Зря кладём людей, губим. Предлагайте, как выполнить приказ». Сначала он обрисовал обстановку по карте. Потом пошли на рекогносцировку вдоль берега. Ефим Артёмыч заметил, что в одном месте отмель вдаётся далеко в реку. В растительности на отмели запутались разные плавучие предметы. Подход к отмели болотистый, но проходимый.

Он предложил форсировать реку ночью малой группой. Идти по отмели, маскируясь под плавучие предметы. Предложение приняли. Сформировали группу в 40 человек с телефонистом и радистом. Ефим Артёмыч повёл её с расчётом выйти к противоположному берегу в предрассветное время, когда наблюдатели сонные. Удалось захватить небольшой плацдарм. Когда начался бой, по следу группы пошла рота. Немцы направили на плацдарм танковый резерв, но связисты вызвали артиллерию и стали корректировать её огонь. Форсирование реки прошло успешно.

Я описал этот эпизод, чтобы поставить удивительный вопрос. После войны всех земляков, бывших в плену, отпустили по домам, а Ефима Артёмыча отправили под трибунал. Три года плена простительны, а три дня наказуемы? Сначала я видел причину в том, что он бежал из плена. Побег из плена часто организуют завербованным агентам. Но потом стал считать правдоподобной другую версию.

При первом застолье с ним, когда я стал офицером и приехал в отпуск, он сказал: «Давай выпьём. Знаю я вас, офицеров. Вы только перед солдатами чистенькие трезвенники, а в своём кругу - обыкновенные мужики». Поэт Симонов писал: «Мы ели то, что бог послал, и пили, что шофёр достал». Ефим Артёмыч относился именно к таким доставалам. Доставали они не только водку. Выполняли щекотливые поручения. Были свидетелями неблаговидных поступков. Ведь командиры были молодыми и нуждались в женщинах. Наверняка Ефима Артёмыча спрашивали об аморальных поступках. Он был возможным носителем компромата, который мог быть использован иностранной разведкой. Но он был достаточно умён, чтобы молчать об этом. Ему посоветовали написать письма своим бывшим большим начальникам. И они заступились. Следствие и переписка заняли 5 месяцев. Так что вернулся он с войны только в сентябре.